Смолкина Галина Сергеевна

Место рождения: г. Ленинград

Дата рождения: 1935

Дата смерти: неизвестно

Ой! Какой же у вас голос молодой, Галина Сергеевна, – услышав звонкий энергичный голос на той стороне трубки, я даже слегка растерялась.
– Конечно, молодой! – рассмеялась она. – Мне ведь всего 85!
Так началось наше знакомство с жительницей блокадного Ленинграда Галиной Сергеевной Смолкиной. Поистине фантастической женщиной. В своем, как она говорит, молодом возрасте Галина Сергеевна увлекается гимнастикой хаду, на «ты» с интернетом и компьютером, в подлиннике читает не только Роберта Бёрнса и Шекспира, но и современных английских писателей. Да, и она вот уже три месяца как анапчанка. Так что мы просто не могли не познакомиться. Тем более накануне 76-й годовщины полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады.

Ленинградка

Ее просторная квартира на Маяковского с панорамным видом на море вся уставлена букетами.
– Это мне на юбилей надарили да на новоселье! Одних только «хадушников» моих пятнадцать человек пришло. Да-да, это я уже столько друзей в Анапе приобрела!
И она вдохновенно рассказывает о новых друзьях из группы хаду. О том, с каким нетерпением ждет наступления весны, когда они снова начнут заниматься в Ореховой роще. И «господи, я с таким восторгом бегала туда три раза в неделю – сначала с палочкой, затем уже так. Ведь чтобы жить, нельзя останавливаться!».
Вот такая ее вечная дорога жизни!
На протяжении всего нашего разговора негромко, фоном звучит классическая музыка. Оно и понятно: истинная жительница культурной столицы, петербурженка. Или все-таки нет – ленинградка. В этом городе она родилась, в 1935-м. Там пережила все 900 дней блокады – в доме на углу Щорса и Пионерской.

Память голода

– Шесть с половиной лет было, так что все помню хорошо, – рассказывает Галина Смолкина. – Бабушка с дедушкой вообще у меня на глазах умерли. Это было как раз в январе. Пайку хлеба все уменьшали и уменьшали, пока не стало 125 граммов (только маме 250 давали, потому что она на механическом заводе револьверщицей работала). Но в январе целый месяц не отоваривали карточки. Помню, мы все в одной комнате ютились (там буржуйка стояла), дедушка и бабушка на кровати спали, чтобы теплее было, а я на сундуке. Голоса их в памяти так и стоят, как они всё друг другу последний кусочек: «Ты возьми, нет, ты возьми...». Умерли они практически одновременно, и так еще пару дней лежали рядышком, пока отец на саночках не отвез их куда-то. Не помню, чтобы мне было страшно. Главное, что на следующий день пришла мама с работы. Как раз отоварили карточки. И я помню, как она стоит и плачет. С бумажным пакетом в руках. И из него торчат длинные макароны. Не успела...
Галина Сергеевна вспоминает, как по ним спящим бегали крысы. Как в квартире стоял невообразимо резкий, едкий запах горчицы, от которого из глаз текли слезы.
– Перед началом блокады все кинулись скупать что было. А у нас и денег-то особо не было. Единственное, что смогла бабушка купить – горчицу сухую. Она разложила ее по тазам, залила водой. Это уже, считайте, была еда: бабушка из нее оладьи пекла. А еще у деда, который всю жизнь занимался сапожным ремеслом, был так называемый сапожник – деревянный «пенек», выдолбленный внутри и перетянутый кожаными ремнями. Однажды мы их срезали и варили целый день. Олифу помню, на которой жарили. Во рту потом остается горький смолистый такой налет. Помню, когда после бомбежки сгорели бадаевские склады, погибла большая часть продовольственных запасов. Отец смог съездить, земли оттуда привезти, вперемешку с сахаром. Мы ее промывали, воду процеживали и сладенькую пили.
Вскоре у Галины началась дикая цинга. Говорит, зубы шатались так, что она могла их брать пальцами и вынимать из десен.
– Над нами жил профессор, он меня вылечил потом, – продолжает Галина Сергеевна. – От голодной смерти меня спас детский сад, куда меня мама смогла устроить. А в 43-м я пошла в первый класс. Вообще столько в памяти всплывает! С мамой однажды через мертвого человека переступили. Шли утречком в детский сад, а он лежал на земле. Что мы сделаем? Не поднять его никак... И вот, несмотря на все это дети всегда находили причины для радости. Из окна моего зенитка была видна на крыше соседнего дома. И если просыпаешься, небо голубое, птицы поют, и она не стреляет – это такое счастье!

До потери пульса

Вообще лишений на долю моей героини выпало немало. И не только в годы войны. Мама ее так всю жизнь и проработала в тяжелом механическом цеху. Сначала револьверщицей, а уже перед пенсией – уборщицей. Отец на фронте был тяжело ранен. В Омске около года провалялся в госпитале, а в 44-м вернулся инвалидом. На своих двоих, но больной, пил сильно. В 47-м еще и брат родился, который тоже постоянно болел. Так что, как говорит Галина Сергеевна, им с мамой «круто приходилось». Пока она не поступила в Ленинградский военно-механический техникум, где была высокая стипендия.
В 1950 году закончила техникум с отличием – по специальности «радиоприборостроение». Осталась на кафедре электротехники. Сначала преподавала в отраслевой лаборатории, а потом работала мастером лаборатории автономных испытаний. Представляете приборный отсек ракеты? Вот эти сложнейшие приборы со всего Союза привозили в их секретную лабораторию. Они проверялись, после чего Галина Сергеевна ставила свою подпись. В 64-м она закончила еще и Ленинградский ордена Красного Знамени механический институт, получив диплом инженера-электромеханика.
Говорит, рассчитывать было не на кого, поэтому училась как одержимая, занималась общественной работой «до потери пульса». Вот только диссертацию не успела защитить – дочь родилась младшая. Вместе с супругом, морским офицером Львом Смолкиным они прожили долгую счастливую жизнь. В 2007 году справили золотую свадьбу. Воспитали двоих детей – сына Игоря и дочь Анну, которые выросли умными, успешными, а главное, порядочными людьми. Сегодня у Галины Сергеевны (Лев Васильевич в 2010-м ушел из жизни) уже четверо внуков и трое правнуков. «Я богатая!» – смеется она.

Истинные ценности

На вопрос, наложила ли блокада отпечаток на характер и привычки, Галина Сергеевна грустно улыбается:
– Ну а как же! Вот кутаюсь постоянно, тот лютый холод блокады – он будто где-то в уголке души навсегда остался. А еще крошечки собираю со стола, не стряхиваю. Вообще хлеб никогда не выбрасываю, сушу и птиц кормлю. Простую еду люблю: картошечку, селедочку. Да еще хлеб черный в постное масло с солью макнул – лучше пирожных!
К драгоценностям она тоже равнодушна. Самая большая ценность, по словам Галины Сергеевны – икона Николая Чудотворца, которая пережила с ними блокаду. Ее она привезла в Анапу.
И всю жизнь Галина Сергеевна не переставала мечтать. Мечтала научиться играть на фортепиано. И выучилась. Мечтала английский освоить. И самостоятельно изучила язык. Причем, настолько хорошо, что даже время от времени подрабатывала репетиторством. А однажды провела экскурсию по Эрмитажу для двоих американцев и одного японца, которым вздумалось в неурочный час посетить музей.
«Счастье» и «мечта» – это вообще ее любимые слова. Говорит, война и блокада научили любить жизнь, ее истинные ценности и получать радость от каждого прожитого дня.


Виктория Сологуб, корреспондент ООО Редакционной газеты «Анапское Черноморье»